Глава 25

Отсутствие жены за ужином изумило Силу Парфёныча. Немного подождав её, он поужинал один с смутным беспокойством: никогда Феня еще не возвращалась домой так поздно.

- Уж не случилось ли с ней что-либо? - промелькнуло в мыслях у лавочника. Своей ссоре с женою он не придавал никакого значения, считая её обыденною вещью в семейной жизни. Время шло, часы уже пробили одиннадцать, а Полушкина все еще не возвращалась. Беспокойство Силы возрастало. Наконец, он не вытерпел и разослал на поиски жены своих приказчиков, а сам стал ожидать. Посланные возвратились, не найдя Полушкиной.

Целую ночь не спал Сила Парфёныч, теряясь в догадках, куда могла деться Феня, и только под утро забылся тяжёлым сном. Первый раз, кажется, в жизни приходилось ему переживать подобную тревогу.

Настало утро, но и с его приходом не явилась домой Федосья Васильевна. Полушкин окончательно потерял голову. Срам перед соседями, недовольство самим собою еле удерживали его и не позволяли ему броситься самому на поиски пропавшей жены.

Не зная, что предпринять, Сила надумал поехать к Китайкину, почему-то предполагая, что Феня на-правилась туда. Он не успел ещё привести своего намерения в исполнение, как у его ворот остановился экипаж самого Евтихия Созонтовича, получившего его письмо и приехавшего в городок, чтобы помирить супругов.

- А я к вам только надумал ехать, тестюшка названный, - встретил фабриканта Полушкин, - уж как я рад, что вы сами припожаловали.

Старик молча выслушал его рассказ об исчезновении Фени и немного задумался.

- Трудно будет тебе теперь Феню-то найти! - медленно произнося слова, сказал Китайкин. Сила встрепенулся.

- Неужто! А сама разве она не придет?

- Да что ты младенец, что ли? - недовольно заметил Евтихий Созонтыч, - да знаешь ли, где она теперь?

Полушкин тоскливо-отрицательно качнул головой.

- По дороге в Москву! Понял ли, наконец?

- В Москву уехала? - беспомощно проговорил лавочник.

Китайкин принужден был открыть ему всю историю её первого неудавшегося побега, о котором он до сих пор умалчивал.

Полушкин, узнав об этом, рассвирепел.

- Эх, поздненько сказать изволили, уж походила бы по ней вожжа-то, - с сокрушением проговорил лавочник.

- Не моги когда-либо её пальцем тронуть! - строго заметил старик, - моя вина, я же и поправлять её буду. Сегодня же поедем вместе в Москву.

На лице Силы показалось изумление.

- А как же я торговлю-то брошу?

Китайкин ничего не ответил ему и отправился узнать на пристань, когда уехала Полушкина. На при-стани кроме вчерашней девочки никого не было. Помня приказание ничего не говорить, девочка отнекивалась, но когда старый фабрикант дал ей гривенник, язык у неё развязался.

- Не, господин, никуда не поехали, здесетко¹ остались.

Китайкина изумило это известие. Где же могла приютиться в городке Феня? - ее все здесь знали и это сейчас было бы известно.

Мучимый загадкой, Евтихий Созонтыч побрел снова в город.

При подъёме на гору ему попался навстречу тарантас, весь запачканный в грязи. Ямщик мирно спал в самом кузове, лошади одни брели по спуску.

Китайкин окликнул ямщика. Его заспанная физиономия со всклоченною бородою, откуда торчало сено, поднялась из-за борта тарантаса.

- Чего надобно? Заморился, всю ночь колобродил, барина возил.

- Одного? - строго спросил фабрикант.

- Не, не одного. Бабочка нашинская, из городка с ним. Спознал её сразу. Почитай, в два часа до первой станции домчал, а, поди, все твои двадцать пять верст будут.

- Кто же с ним был? - допытывался старик.

Ямщик усмехнулся.

- Просто бы и не поверил, коли бы собственными глазами не видел. Силы Парфёныча супружница.

Китайкин умел скрывать свои чувства, но здесь все же не мог. Дело касалось Фени, любимой им не менее своих родных детей, и грязный намёк, кинутый кучером на его дочь названную, был ему очень тяжел.

Он продолжал свою дорогу, и, войдя к Силе, застал у него Перегудова и Федоса.

- Здравствуйте, Виктор Семенович и ты, Федос, - невесело проговорил Китайкин, входя в комнату.

Полушкин вопросительно взглянул на вошедшего.

- Ехать нужно, - коротко отрезал старик. Лицо Силы Парфёныча болезненно искривилось.

- Неужели правда, Евтихий Созонтыч? - робко спросил Перегудов.

Китайкин печально покачал головою.

- Ой, правда.

- На каком же пароходе она уехала?

- Не на пароходе - на лошадях. Сейчас сам с парнем говорил, что возил ее с... - сказал фабрикант, но не окончил, заметя, что Федос еще в комнате.

- Да неужто с полюбовником? - наивно спросил последний.

- А ты думал что же? - ожесточенно вступил в разговор Полушкин, - с ним, с злодеем моим!

Китайкин нервно хлопнул ладонью по столу.

- Не моги этого говорить, Сила. Не порочь жены раньше времени.

Но остановить расходившегося Полушкина было трудно.

- Чего не порочить? - Поди все об этом знают, а я молчу. Что он Зимин, миллионер, а я должен молчать. Никогда!

- Вот оно дело-то какое, - сокрушенно бормотал про себя Федос и, подойдя к Силе, проговорил:

- Говорил я тебе раньше - брат, смири гордыню-то свою, а то сам Господь согнет тебе выю, - вот то и вышло.

Полушкин вызывающе взглянул на него, потом вдруг громко зарыдал.

- За что же, за что она меня бросила? - причитывал он, не переставая плакать.

Китайкин терпеливо ожидал, хотя видно было, что подобная сцена ему не по нутру. Перегудов пробовал утешать плачущего, но это ему не удавалось. Федос сосредоточенно молчал, прерывая изредка свое молчание шепотом:

- Господи помилуй! Кто бы мог подумать, такой сурьёзный человек и вот нате-ка! Тот, другой-то парень, пустельга.

- Слушай Сила, - проговорил, наконец, Китайкин, когда Полушкин немного успокоился, - ни Виктор Семёныч, ни я, да и Федос, хотя и враги вы с ним по другим делам, дурного тебе не пожелают.

- Что ж, это доподлинно, - добродушно подтвердил Федос, - у меня никакого зла на него не имеется.

- Ну, вот и давайте обсудим, что лучше теперь сделать. Я так полагаю, нужно сейчас же в Москву ехать, там их перехватить.

- Это будет самое лучшее, - заметил Перегудов.

- Вы, Евтихий Созонтыч, многажды умнее нас, маленьких людей в таких делах, - сами смотрите, - отклонился Федос от совета, - нам вот, если что от писания, то другая статья.

- В Москве я с нею повидаюсь, потолкую, авось как-нибудь и уговорю.

- Улестите, улестите, Евтихий Созонтыч, вы это умеете, - не утерпел Федос, чтобы не намекнуть фабриканту о православных, склоненных им в раскол.

Китайкин не заметил или не хотел обратить на эту выходку внимания.

- Не забудьте заехать и к старику Зимину, - вы ведь с ним знакомы, - заметил Перегудов, - поговорите с ним, он может повлиять на сына.

- Правда, Викеша, правду милый говоришь, не премину зайти, - благодарно проговорил Китайкин, - я надеюсь, что мы что-нибудь сделаем вдвоем. Ну, Сила, ну, зять названный, не умевший охранить жену свою от татей, едем в Москву. Пароход отходит скоро, завтра к вечеру там будем. Я и домой не заеду, нельзя время терять.

Китайкин немного оживился. Глядя на него, ободрился и Полушкин. Сборы были невелики, с четырёхчасовым пароходом они уже ехали в Москву.

Проводив их, Виктор Семенович пошел домой.

- Зайдем ко мне, Федос Алексеич, - пригласил он бывшего начетчика - и они оба отправились к Перегудову.

Неожиданный сюрприз ожидал Виктора Семеновича дома, - Раиса Владимировна вернулась. Ничего не зная о новостях городка, она стала расспрашивать мужа о Полушкиной. Перегудов недолго держал её в неведении и сейчас же рассказал всю историю.

Раиса Владимировна, выслушав её, села, как пришибленная; только теперь узнала она, что всё ухаживанье за ней Максима Давыдовича было только отводом глаз. Образ Зимина, до сих пор постоянно стоявший у неё перед глазами, сталь тускнеть и превращаться во что-то расплывчатое - туманное. Она настолько расстроилась известием, что, ничего не понимая из разговора мужа с Федосом, старалась слушать их, чтобы замаскировать свое волнение, но скоро под предлогом головной боли, вполне естественной после дороги, ушла спать. Сон бежал от её глаз, - сердце больно ныло. Все мечты и надежды были разбиты и, как у Полушкина, нервы её напряглись, она стала вдруг плакать точно ребёнок, стараясь сдерживать рыданья, чтобы их не слышали Перегудов с гостем.

- Все тлен, - серьезно заметил Федос, - человек яко трава, дни его яко цвет сельный...² Гордости-то у Полушкина сколько было, а всё же нехорошо и молодой богатей поступил. Эх!

- Ну, может быть, удастся им что-нибудь в Москве устроить...

- Дай Бог. Душевно счастлив буду, если всё уладится.

И старик, чинно помолившись на образ, ушел.

Побег Фени отозвался неприятно и на уравновешенном характере Перегудова. Ему было обидно отчасти, что Феня пренебрегла его советами, тяжело за Китайкина, которого он любил, и жалко Силу.

Как далек был Виктор Семенович от мысли, что подобное могло произойти и с его собственной супругой.

- Тебе жалко Силу Парфёныча? - спросил он Раису Владимировичу, входя в спальню и замечая, что она плачет.

Перегудова ничего ему не ответила. Лгать она не хотела, а признаться мужу в своих разбитых мечтах было бы странно.

Виктор Семенович изумился её молчанию, но не продолжал расспросов и начал что-то писать за письменным столом.

¹ здесь

² полевой (по словарю Ефремова)

Глава 25

ГЛАВА 26