Глава 17

Несмотря на сравнительно раннее время, - было около двенадцати часов, - дом Китайкина кишел гостями.

Оправившись от дороги, Раиса Владимировна вместе со старшей дочерью хозяина, Конкордией¹, прошла в гостиную. Китайкин славился как один из полотняных фабрикантов, умеющих выбрать рисунки для своего товара. Эта способность дала ему возможность отделать внутреннюю обстановку своего дома не только богато, но и со вкусом. Светло-сиреневый шелк, затканный букетами блеклых цветов, которым отделана была вся гостиная, приятно гармонировал с высеребрянными люстрою, бра в виде грифов и остальными предметами электрического освещения. Широкие окна с толстыми зеркальными стеклами были затянуты дорогим шелковым тюлем, тоже бледно-сиреневого цвета, с фантастическими фигурами аистов и журавлей, затканных на нем суташью² ярко-красного цвета. Пожалуй, это было немного смело, но оригинально, и показывало, что фабрикант не чужд понимания силы пятна. Вся эта обстановка еще более выигрывала от контраста своей роскоши с грязью захудалой деревни, тянувшейся от самых окон палаццо³.

При входе Перегудовой, сидевшие в комнате дамы привстали и поздоровались с нею. Кроме жен и дочерей соседних фабрикантов, тут же находились жена исправника из городка и семейство местного православного причта. Фабрикант, несмотря на то, что был старообрядцем, охотно с ними дружил.

Китайкин, благообразный на вид, небольшого роста, полный старик, был одет в обыкновенную русскую сибирку серого цвета и сапоги с высокими голенищами. Почтение, с которым к нему относились окружающие, не было одним льстивым поклонением его капиталам, но известной долею уважения к человеку, несмотря на свое богатство, сумевшему остаться таким же простым и добрым хозяином к служащим и хорошим человеком к посторонним людям, каким он был и раньше.

Благотворительность, которую он делал в широких размерах, не различая в этом случае ни сект, ни верований, создала ему громкую популярность, распространившуюся далеко за пределами губернии.

Бывший крестьянин с помощью только своего ума, рук да преданной любящей жены, сумел превра-титься из простого ткача во владельца двух крупных фабрик с большим количеством рабочих и дать бедно жившим до сих пор своим землякам верный и хороший заработок. Приветливое лицо Евтихия Созонтовича было обрамлено круглою седою бородою; говорил он мягко, но не нараспев.

- Милая моя Раиса Владимировна, - задушевно приветствовал именинник гостью, - какое вы мне удовольствие доставили, что приехали. А что же Виктор-то Семенович?

- Куда уж ему ездить! - засмеялась Перегудова, - у него минуты нет свободной, все на заводе копается.

- Прекрасное дело, Бог труды любит, - степенно произнес хозяин, - но если ему некогда ко мне приехать, я к нему сам заеду. Люблю я вашего мужа, Раиса Владимировна, люблю и браню...

- Браните! Это еще за что?

- А за то, что меня старика не слушает. Вместо своего дела-то, - что оно ему даст? Грош! - Шел бы ко мне, я охотно ему любое жалованье положил бы.

Перегудова улыбнулась.

- Вы правы, Евтихий Созонтович, благодарю вас от души, но с моим Витей трудно совладать. Поста-вит на своем.

- Знаю, знаю, матушка, тверденек муженек-то твой, да нехорошо это, право нехорошо.

Разговор прервался приходом Силы.

- Наше вам почтение - кланяясь всем сидящим в гостиной, сказал Полушкин.

- А ну-ка, зять мой названный, - спросил старик хозяин, - куда же ты дочку-то девал? Говори скорее.

Полушкин скорчил хитрую гримасу и таинственно проговорил на ухо Китайкину:

- Недомогают-с, не иначе, как...

- Ай да молодец наш Сила! - засмеялся фабрикант - право, молодец.

Дамы покраснели и начали перешептываться.

- Ну, что ж, потом приедет, - сказал хозяин и пригласил гостей в столовую.

- К полудню время-то приспело, а аппетит, поди, у всех разыгрался. Милости просим, гости дорогие, чем Бог послал.

Дамы, шелестя шелковыми платьями, точно павы поднялись со стульев и направились в столовую.

- Пусть идут, - прошептал старик Перегудовой, их там Конкордия угостит, а мне бы, голубушка, с вами словца два перемолвить надо бы. Пойдемте-ка в садик.

Перегудова немного изумилась подобному приглашению, но пошла за фабрикантом в сад.

- Видите, дорогая моя Раиса Владимировна, - начал Китайкин, когда они уселись на скамейке около дома под развесистой липой, - дело в том, что до меня дошли слухи, будто бы Феня-то наша неладно живет, взаместо чтобы дома быть, - все время к каким-то художникам ходит. Правда ли это, голубушка моя, скажи? - мягко спрашивал фабрикант Перегудову, незаметно переходя на "ты", - Сила-то, по торговле парень незаменимый, а доведись дело до бабы, совсем кисляй-кисляем станет. Скажи, голубка, по совести, по душе, не таи!

Что могла ответить на подобный вопрос Раиса Владимировна? В ее глазах близость Фени с худож-никами не имела ничего предосудительного, но высказать свое мнение прямо Китайкину она почему-то стеснялась.

- Как вам сказать, уважаемый Евтихий Созонтович, - немного запинаясь, начала молодая женщина, - ходит она действительно часто к художникам, но ведь этому есть причина...

- Какая же?

- Сам Сила Парфеныч разрешил написать ее портрет. Это сделали художники даром, ну, а теперь нужно же чем-либо их отблагодарить, - немного замялась Перегудова. - Просили они позволения у Силы Парфеныча написать еще второй портрет с его жены для себя.

- Что ж он, согласился? - поспешно спросил старик.

- Да, не был против этого, - уклончиво ответила Раиса Владимировна.

- Ну, не умен же он, я его дальновиднее считал!

- Вы не беспокойтесь, Евтихий Созонтович, я постоянно там с нею.

Фабрикант быстро преобразился.

- Вы, вы, голубушка, - и он схватил обе руки собеседницы, - так вот моя к вам искренняя просьба: смотрите за Феней построже. Ах, молода баба, молода, долго ли до греха, а в особенности при таком муже.

Слова эти произвели на Перегудову странное впечатление, где-то там далеко, в тайниках сердца, проснулась ревность. Ей стало вдруг скучно, и одновременно как-то досадно, что Феня осталась в городке, а там Зимин. Все это мрачно ее настроило.

- Спасибо вам за доверие, что будет - послежу, ни до чего дурного я не допущу вашу дочь названную.

- Люблю я ее, ах, как люблю, - со слезами на глазах заметил старик, - как свое родное дитятко. Побереги ее, голубушка, побереги. Ну, а теперь пойдемте закусить.

И они оба вошли снова в комнату.

Долго пировали у фабриканта гости; Перегудова не раз замечала подгулявшему немного Силе, что им пора уже возвращаться, иначе будет темно, но Полушкин только ворочал в ответ осоловелыми глазами и не собирался уезжать до тех пор, пока сам Китайкин, заметив неудобство возвращения поздно ночью через лес и необходимости переезжать вброд речки, не заставил Полушкина отправиться домой. Сильно охмелевшего Силу усадили в тарантас, где он сейчас же и заснул. Править взялась Раиса Владимировна. На предложение Китайкина дать кого-нибудь из его конюхов для этого, она отвечала отказом. Тарантас, управляемый опытными руками Перегудовой, покатил обратно в городок, увозя спящего Силу, тяжело припрыгивающего при каждом ухабе, и недовольно охающего при этом. Отдохнувшие кони бойко везли экипаж, торопясь вернуться в родное стойло.

Солнце уже село. Оставшийся после его ухода ярко-алый след постепенно бледнел, и скоро только узенькая красная полоска отделяла небо от земли в том месте, где скрылось на покой дневное светило. Но и она, наконец, погасла, и серые летние сумерки легкой дымкой стали заволакивать окрестности, придавая мирно лежащим полям какой-то таинственный характер.

¹ У Евстафия Семеновича Крымова, прототипа Китайкина, действительно было две дочери: Капитолина, вышедшая замуж за Николая Симонова, управляющего с фабрики отца, продолжившая дело после смерти батюшки, и Мария, ставшая женой фабриканта Мефодия Васильевича Дороднова. Фамилия Крымов, по сведениям, полученным из Приволжского краеведческого музея, была первоначально прозвищем, данным Евстафию Семеновичу за участие в Крымской войне 1853-1856 гг. Его изначальная фамилия неизвестна, как и год рождения. Умер Е.С. Крымов в 1900 году, до выхода в печать "Развивателей".

² суташ - тонкий плетеный шнурок, круглого или чаще плоского сечения, из цветных бумажных, шерстяных или шелковых нитей (Словарь Брокгауза и Ефрона).

³ Дом Е.С. Крымова стоит в Приволжске на улице с современным названием Революционная. В настоящее время его занимает сбербанк. Сейчас в этом здании нельзя узнать "палаццо", настолько оно изуродовано поздними ремонтами и перестройками. В здании оранжереи, так же входившем в городскую усадьбу Крымова, размещается центральная районная библиотека.

⁴

ГЛАВА 18

Copyright © http://www.plyos.org All rights reserved admin@plyos.org