Глава 12 |
| главная | экспозиции музеев | статьи | контакты | сервис | галерея | фото | история Плеса | форум | ссылки |
|
|
|
Писание портрета Полушкиной продолжалось почти ежедневно. Чтобы долее видеть молодую женщину, Зимин упросил Львовского работать возможно медленнее. Теперь обыкновенно сеанс прерывался расспросами Хрустальниковой и Зимина у Фени о прочитанных ею книгах, как она понимала по-своему характеры героев романа или повести, причем оба импровизованные ментора указывали ей ее ошибки в оценке того или другого произведения. Иногда возникали даже споры. Дело развития молодой купчихи двигалось довольно успешно. Прошло не более двух недель с первого посещения ею дома Мудрецова, а уж нельзя было сравнить ту робкую мало развитую Феню с теперешней. Кругозор ее расширился, она начала понимать косность той среды, куда закинула ее судьба. Нелепые воззрения мужа, превратные толки близких ему раскольников невольно заставили Феню все больше и больше интересоваться тем лучом света, который так случайно проник в ее жизнь. Перегудова часто, но не постоянно посещала эти сеансы, принявшие за последнее время характер бесед. Раису Владимировну интересовало быстрое усвоение Феней всего слышанного и объясненного. В то же время Максим Давыдович, обращавшийся с нею крайне предупредительно, служил немаловажною причиною, привлекавшею Перегудову к соседям. В прочитанном "Обрыве" Феня очень плохо, скорее совсем не поняла первую часть, где мечтатель Райский тщетно старается найти свое истинное призвание. - И чего он бедный все хлопочет, - по-своему объясняла Полушкина нервность и разочарования гончаровского героя, - деньги есть, сидел бы себе и наслаждался. Но далеко не такое мнение сложилось у ней, когда она прочла второй том. История увлечения Райского Верою и неразделенная любовь заставила ее задуматься и пожалеть героя. Волохов против ожидания не произвел на нее дурного впечатления, она хорошо поняла его сильный характер и смело высказалась за него, обвиняя Веру в ее несчастии. Но больше всего ей понравилась бабушка, Феня не уставала хвалить действия старухи, находя их вполне справедливыми. Эта своеобразная, но характерная оценка романа поражала артистическую богему; видя успехи своей ученицы, они с удвоенными силами продолжали ее развивать. Частые отлучки жены из дома, а главное из лавки, где она раньше постоянно заменяла мужа в его отсутствие, не могли понравиться Силе Парфенычу. Он изумился, что портрет так долго пишется. - Должно быть, оченно старательно вы портрет Федосьи Васильевны рисуете, - с изысканною вежливостью заметил он как-то Львовскому, когда тот зашел к нему в лавку, - очень уж долго. - Что ж делать, - неопределенно развел руками художник, - долго, но зато хорошо. - Помилуйте, Марк Самуйлович, я в этом и не сомневаюсь, - поспешил ответить хозяин, боясь обидеть постоянных покупателей, уже не один десяток рублей доставивших ему, - мы очень рады-с, только извиняемся, что уж очень утруждаем. Художник невольно усмехнулся готовности продавца ради своих выгод говорить не то, что он думает. - Книжечки ей также изволит давать Надежда Петровна, - вкрадчиво продолжал Полушкин, - так это, по моему мнению, напрасно, портит глаза только Федосья Васильевна, чуть не до свету со свечкою сидит. Я уж иной раз семь снов перевижу, а она только что еще спать укладывается. Экономию-с не наблюдает, целую свечку сжигает за вечер, а ноне три копейки на фунт подорожали, - пошутил Сила Парфеныч и осклабился. - Ну, это убыток еще не большой, - добродушно произнес Львовский. В лавку зашел мимоходом Перегудов. - Мое почтение, Марк Самуйлович, - поспешил сказать заводчик, - Сила Парфеныч, здравствуйте. А я по делу к вам. Говорят, в воскресенье, после обедни у вас опять собеседование назначено... - Это все ваш Федос не может угомониться, - с неудовольствием процедил сквозь зубы хозяин, свертывая машинально раскиданный на прилавке кусок материи, - кажется, чего человеку нужно, получает от казны пенсию. Сидел бы себе стар человек дома, нет, все спорить лезет! - Разве опять у вас беседа? - вмешался в разговор художник. - Вот, сами слышите, Виктор Семенович говорит. - А где же она будет происходить? - Вероятно, у Кострецова на дому, - сказал молчавший Перегудов, - тут недалеко, в слободке за речкою. - Знаю, знаю, - утвердительно кивнул головой Львовский, - это около кладбища, где я этюды пишу, небольшой домик, рядом с часовней. Придти туда можно? Полушкин нерешительно взглянул на говорившего; пускать на собеседование чужих людей, в особенности, когда противником являлся Федос, не входило в расчеты их согласия. - Да вам там неинтересно будет. Говорят, спорят без конца. - Нет, идите, это напротив, очень интересно, - заметил Виктор Семенович, большой любитель теологических споров. - Я охотно приду, да, вероятно, и Максим не откажется, мы уже об этом просили Федоса Алексеевича. - Что же, коли вы не прочь полюбопытствовать да поскучать, милости просим на беседу, - проговорил Сила Парфеныч, хотя по тону его приглашения незаметно было, что это для него приятно. Перегудов с Львовским, распрощавшись с хозяином, вышли из лавки. - Вы домой? - спросил Львовский. - Да, туда. - Ну, и я с вами. Они оба пошли по нижней улице. - Чудак этот Полушкин, - промолвил Перегудов, - не хочет, чтобы посторонние слышали, как они теряют под ногами почву при объяснениях Федоса. - Неужели он действительно такой знаток? - Сами увидите, у него есть самое важное - полная уверенность в самом себе и в правоте своей защиты. - Это главное для успеха. Я замечаю на себе: без этой уверенности в своих силах ни одна картина не будет иметь той притягательной силы, которую у нас называют присутствием таланта. Я же, с моей точки зрения, считаю подобное увлечение толпы - известным гипнозом, - иначе, уверенностью художника в самом себе, в своих силах, что несомненно выражается и в картине. Перегудову такое толкование было ново и, не имея близкого знакомства с внутреннею стороною творчества, он только молча слушал своего собеседника. Вскоре они дошли до калитки перегудовского дома и распрощались, художник стал спускаться к своей квартире.
ГЛАВА 13
|
