А.Ф. Мантель. Очерк "Плёс"

Комментарии историка к очерку

Очерк написан в год смерти автора – в 1935-м году, а напечатан уже после его смерти – в последнем номере журнала «Рабочий край»

Самое главное, на что обращает внимание автор, ценность Плёса – плёсские пейзажи, уникальная красота города. К сожалению, и сегодня далеко не всеми плёсские левитановские пейзажи воспринимаются как наша общенациональная ценность, нуждающаяся в бережном отношении. Несмотря на некоторые исторические неточности (Мантель недостаточно располагал историческими документами), взгляд на место и роль маленького города Плёса в истории России очень верен и созвучен сегодняшнему дню. Мантелю было понятно, что город гораздо древнее постройки крепости в 1410 году. Он подметил и тот исторический факт, что каменные гряды, расположенные ниже по течению, и деревня Сторожево, и крепость «Плёсо» сослужили верную службу Москве в её объединительной политике, в создании сильного централизованного государства. Позже некоторые историки выдали эти мысли и факты как первооткрытие.

Предполагаю, что очерк сегодня будет воспринят неоднозначно. Особенно хочу обратить внимание на нелицеприятные характеристики автора по отношению к плёсским «мещанам». Да, крепкие дома жителей свидетельствуют о том, что здесь небедно жили. Торговля, волжское судоходство – таков был главный источник хорошего дохода. Но Мантель прожил в городе всего два с половиной года (с середины 1921-го по 1923-й), и не самых лучших. В 1918-19 годах все купеческие дома, да и мещанские, те, что покрепче, были конфискованы у владельцев. Документы говорят, что выгребали всё, вплоть до мебели, одежды и посуды. Осталось то, что удалось утаить. Поэтому злоба, недоверие, враждебное отношение к «чужакам» у коренных плёсских жителей понятны. Ко всему этому ещё присовокупилось крайне бедственное и болезненное состояние автора очерка, который не мог более глубоко и объективно оценить положение города в 1920-е годы.

Е.Н. Закаменная

На правом берегу Волги между Костромой и Кинешмой приютился небольшой городок – Плёс. Он знал дни высшего подъёма его славы – и переживал полосы полного забвения. Известен был Плёс не только у нас, но и на Западе. Это было время (80-90-е годы), когда Плёс случайно вошёл в историю искусства и сделался как бы выразителем настроений части русской интеллигенции. Об этом, впрочем, будет сказано подробнее ниже.

Плёс, прежде всего, красив. Красота Плёса – особая, своеобразная и многогранная. Плёс красив в целом, как изумительная панорама, красив и в каждой своей детали, в каждом изгибе, в каждом закоулке. Идя по холмам города, вы натыкаетесь на новые и новые эффекты, которые поражают и зачаровывают вас.

На всём Плёсе печать чего-то увядающего, шепчущего о прошлом. Дома. Их много – больших, просторных. Но они безлюдны и разрушаются, и на крышах их растут молодые берёзки.

Дома эти относятся к моменту экономического расцвета Плёса, когда он был ссыпным и закупочным пунктом. Купцы богатели, строили особняки – город «шумел». Это шло с незапамятных времён – вдруг: в Кинешме строится железная дорога. И Кинешма вырвала у Плёса его материальную базу и обрекла его на увядание. С этого момента, то есть с момента утраты значения хлебного ссыпного пункта, Плёс экономически уже не возрождается. Трезвую приходо-расходную книгу сменяет лирика. Это та лирика, о которой сам Плёс и не подозревал, которая вдохновила одного из гениальнейших «барбизонцев»¹ Левитана создать свои шедевры, которая сделала Плёс центром паломничества части русской интеллигенции, чающей «бёклиновских» элегий².

…Вот в это-то время, когда «проснувшийся» и оборвавший свой смех Чехонте превращается в Чехова и пишет «Хмурых людей» и «Палату № 6», – его друг Левитан плывёт на пароходе мимо Плёса. Панорама города изумляет его – и он, ехавший «куда-нибудь на этюды», высаживается в Плёсе со своими друзьями: художницей Кувшинниковой, Клодтом, Аладжаловым и др.³

Грустный, полный лирики Плёс, захватывает Левитана – и он пишет здесь свои лучшие вещи. Все пейзажи проникнуты щемящей тоской, но особенно популярной сделалась небольшая картина «Над вечным покоем»: в кучевых облаках, в дали, а особенно в часовенке, приютившейся на бугре, – много одиночества. Этой картиной Левитан попал в точку интеллигентских настроений.

Кстати, маленькая фактическая справка: многие думают, что эту картину Левитан написал целиком в Плёсе. Это не так. Часовня – это единственное, что он взял в Плёсе, остальное (пейзаж) написано в Тверской губернии, на озере Юдомля (Удомля).

Появление картин Левитана создало громкую славу Плёсу, он сделался любимым дачным местом, куда съезжались со всех концов России и с Запада.

Есть ли в Плёсе памятники старины? Самым ценным памятником северного деревянного зодчества являлась именно эта упоминаемая часовня. Это был редкий образец изумительной пропорциональности и выразительности, шедевр архитектурного творчества анонимных старообрядческих зодчих XVII века. Воспроизведена она была неоднократно и в «Сокровищах России», и в ежегоднике архитекторов-художников, и наконец, в «Истории архитектуры» под редакцией И. Грабаря. Закончила дни свои часовня грустно: в 1903 году её сожгли плёсские мальчишки.

На краю Плёса, вверх по её течению, стоит громадное ампирное здание, внушительное и стройное. Прошлое его загадочно, и среди перечисленных владельцев трудно указать, кто был коренным его владельцем и зачем ему в маленьком городишке понадобилось такое громадное здание. Особый интерес представляют ворота: стройные, украшенные прекрасной аркатурой. К сожалению, местный горсовет сломал их⁴. Есть ещё собор XVII века, очень интересный по архитектуре, но снятый с учёта по охране Наркомпросом как не уникальный.

Из памятников иного порядка необходимо отметить так называемую «винную гряду». Сооружение это – в виде гряды камней, идущей далеко в реку, имело целью «сгрудить» флотилию врагов, чтобы затем осыпать её пудовыми камнями из громадных пращей, расположенных на Соборной горе. Название «винная гряда» объясняется по-разному: и от слова «вино», за которое якобы выполняли эту непосильную и каторжную работу, и от слова «вина», то есть гряду выложили преступники, отбывающие наказание. Последняя, вероятнее всего, и подтверждается авторитетными старожилами Плёса.

Вот и всё о плёсских памятниках старины. Отражён ли Плёс в литературе? Почти нет…

Можно ещё упомянуть про книжку Северцова-Полилова «Просветители» – тип бульварной литературы. Любопытна она главным образом тем, что рассказанная в ней история жены одного плёсского купца-богача тесно связана с именами Левитана, Аладжалова и миллионера Морозова: они решили «спасти» красавицу, уговорили её бежать из домостроевского ветхозаветного быта в «вольную жизнь» – и даже организовали это бегство. Книжка довольно пустая и поверхностная, упор взят на бульварную занимательность – и только. А жаль, что писатели не потрудились заглянуть в быт, в своеобразный и дикий быт этого городка. Ритуалы древнейшей жизни сохранялись в Плёсе вплоть до революции. Много сект старообрядчества – вплоть до изуверских – ютилось в Плёсе. Это не тип благодушного, глуповатого, хотя и красочного городка былой России. Нет, это злой, замкнутый городишко со своими собственными особенностями…

Это не тип благодушного глуповатого, хотя и красочного городка былой России. Нет, это злой, замкнутый городишко со своими собственными особенностями. Ну, разве это видно где-нибудь, кроме Плёса? Зимой с раннего вечера – ни одного огонька в окнах. Рано ложатся спать – или жалеют керосин? Нет, мещане плёсские не спят до поздней ночи: сидят у окон и следят, кто и куда идёт. Утром шептанья, предположенья, сплетни гнилым туманом ползут по городу. И это – изо дня в день.

Чем они жили – трудно сказать. Заработков и ремесла (кроме тканья полотна) там не было, но дома у всех хорошие, деньги водились у большинства. Какой-то Чич⁵ ежедневно сидел на базарной площади и продавал три пары лаптей и ещё какую-то дрянь. Когда же умер Чич, то в его пересыпанном паразитами тюфяке нашли золото, серебро и деньги, которых хватило бы на привольную жизнь не одного десятка Чичей.

Но, видимо, эта замкнутая уродливая атмосфера не обходилась даром и плёсским жителям. Пожалуй, ни в одном городе не было такого количества самоубийств, как в Плёсе. И не только романтическая юность сводила счёты с жизнью (любовь там в моде), а старые купцы, 65-летние старухи и взрослые отцы семейств. Если там не было уникальных памятников старины, то там был изумительный, уникальный быт.

Теперь обратимся к далёкому прошлому Плёса, то есть к эпохе его основания. Принято думать, что Плёс в виде крепости (ныне Соборная гора) построен для защиты от татар, которые шли снизу, от Казани, совершая свои опустошительные набеги. Это не совсем верно, потому что основание Плёса (1410 г.) относится к моменту, когда татарские полчища после поражения на Куликовом поле (1380 г.) почти прекратили набеги. Дело тут в ином: Москва, захватившая удельные княжества и скроившая «единую Русь», натыкалась то тут, то там на восстания – и естественно, ей нужны были военные пункты с карательными отрядами. Приказ сына Дмитрия Донского, Василия Дмитриевича, – «повеле рубити градо Плёсо» – не надо понимать в том смысле, что город создался вновь. Там был город Чувиль – и «бе в нём ратные люди», и город этот энергично боролся с татарскими набегами. В версте от Плёса и ныне есть деревня Сторожево – в далёком прошлом дозорный пункт, благодаря удобному расположению дававший знать о приближении врагов.

В XVI веке Плёс известен как значительный административный пункт. Числился Плёс в составе родовых вотчин московского князя. Царём Иоанном III Плёс был пожалован воеводе Карамышеву «на прокормление».

Много невзгод пронеслось над Плёсом более чем за 500 лет его существования. Как сообщают летописи, в 1420 году город был опустошён моровою язвою: «стояше жито на нивах, жатине бе кому». В 1429 году татарская орда после разгрома Костромы и Луха бросилась на Плёс, разграбила его и перебила население. Опустошительные пожары, особенно в 1695 и 1833 г., конечно, уничтожили первоначальный вид города.

Что представляет собой город теперь, на 18-м году революции? Остались дома, но старого Плёса, который упорно держался ещё первые годы революции, теперь нет.

В 1919 году в Плёс был эвакуирован сельскохозяйственный институт из Новой Александрии⁶. Появилась интеллигенция, чуждая плёсских традиций, появились шумные студенты. Зазвучала бодрая песня, начались спектакли и лекции, и к ужасу обывателей, их дети втягивались в новую жизнь, попирали обычаи предков. До чего дожили: обывательские дочки по примеру студенток стали ходить с непокрытой головой! А ведь давно ли (в 90-х годах) плесяне хотели убить художницу Кувшинникову именно за это?⁷

На «Ключах» – самом очаровательном месте – вырос санаторий, по Плёсу раскинулась сеть домов отдыха. «Элегия» кончилась. Город шумит, слышны песни, смех отдыхающих.