Художник Исаак Ильич Левитан в Удомле

В поисках вдохновения художник И. И. Левитан много путешествовал. В Тверскую губернию, в имение Панафидиных-Вульф Курово-Покровское (Старицкий уезд), он приезжал в 1891 и 1892 годах.

В 1893 г. он продолжил путешествие по Тверской губернии и посетил имение Гирино на р. Мсте в 26 км от Вышнего Волочка, принадлежавшее артисту Большого театра Л. Д. Донскому. В этом же году он впервые приехал и на Удомельские озера. В поездке его сопровождала С. П. Кувшинникова. Левитан с Кувшинниковой остановились в усадьбе помещиков Ушаковых “Островно” на берегу одноимённого небольшого озера, которое и дало название усадьбе. В свою очередь, озеро получило своё название из-за трёх островов, расположенных на нём. “По рассказам Ушаковых, приехали они с Рыбинским поездом с Волги, и со станции “Троица” (ныне Удомля) привёз их в имение Ушаковых “Островно” доронинский крестьянин, занимающийся извозом, Филипп Петров” (Бялыницкий-Бируля).

Двухэтажный дом Ушаковых имел большой зал с колоннами и хорами. На хорах стояли старые низкие книжные шкафы красного дерева с узорными дверцами. В них книги. Этот дом снаружи изображён на картине Левитана “Весна. Белая сирень”, Бялыницкого-Бирули “Дом с клумбой перед ним” (1912).

Семья Ушаковых: мать, Екатерина Николаевна, урождённая Сеславина (1821–1910), племянница героя Отечественной войны 1812 года А. Н. Сеславина, дочери Варвара Владимировна (1849 – ок. 1919) и Софья Владимировна (1851 – ок. 1919), а также их брат Николай Владимирович (1859–1921), радушно приняли Левитана и Кувшинникову, снявших две комнаты на втором этаже дома с видом на озеро. “Комнаты в доме были очень светлые, белые, без обоев, окна одной комнаты выходили на запад, откуда Левитан мог наблюдать закат солнца, а другая с балконом и чудесным видом на озеро. В этой комнате стоял старинный клавесин. Вот с этого-то балкона и вела маршами лестница в сказочно красивый сиреневый сад” (Бялыницкий-Бируля).

В начале 1900-х, когда художник В. К. Бялыницкий-Бируля с женой впервые приехал в эти места по следам Левитана, Варвара Владимировна со словами: “Себя не жалел в работе, но и красок тоже не жалел”, – показала ему на следы высохшей масляной краски, снятой Левитаном с палитры мастихином на обшивку дома под окнами.

Проработав положенное время, Левитан присоединялся к хозяевам дома и их многочисленным гостям. Ездили на прогулки по окрестностям, посещали соседние усадьбы, рыбачили. Левитан увлёкся сбором грибов и приучил свою собаку Весту лаять на мухоморы.

Результатом пребывания Левитана в Удомле в 1893 году стала картина “Над вечным покоем” (1894), написанная по этюдам, сделанным на озёрах Островно и Удомля.

Со второго этажа дома Ушаковых открывался вид на запад – на озеро Островно, а между домом и озером стояла деревянная церковь вмч. Димитрия Солунского, 1778 г. постройки. В книге А. А. Фёдорова-Давыдова “Исаак Ильич Левитан: Жизнь и творчество” приведены карандашные наброски Левитана к картине “Над вечным покоем”. Вид с высокой точки на храм и дальнее озеро. Наброски очерчены рамкой. Как считает Фёдоров-Давыдов, Левитан очерчивал рамкой те наброски и этюды, которые впоследствии собирался реализовать как замыслы для картин. Есть несколько картин Левитана, на которых с разных ракурсов изображена Островенская церковь: “Осенний пейзаж с церковью” (1890-е), пастель 50 х 64,3 (1894–1895), “Озеро Островно” (1895, находится в гостиной музея-усадьбы А. П. Чехова в Мелихове).

К 1893 г. относится картина С. П. Кувшинниковой “Пейзаж с церковью”. С большой долей уверенности можно утверждать, что на ней также изображено село Островно.

В шести километрах к востоку от оз. Островно находится большое оз. Удомля, на котором имели усадьбу Гарусово дворяне Аракчеевы, дальние родственники графа А. А. Аракчеева. Левитан с Кувшинниковой часто приезжали на Удомлю, и Аракчеевы предоставляли им для отдыха мансарду второго этажа. Берег озера в районе Гарусова изображен на картине Левитана “На озере” (1893). “Картину “Над вечным покоем”, – вспоминала Кувшинникова, – Левитан написал уже позже, в лето, проведённое под Вышним Волочком, близ озера Удомля. Местность и вообще весь мотив целиком были взяты с натуры во время одной из наших поездок верхом”. В. К. Бялыницкий-Бируля уточнял версию: “Часто с красками и этюдником он приходил на берег Островенского озера, вблизи которого, на бугре, стояла старенькая деревянная церковь, наполовину вросшая в землю. Около церкви, ближе к озеру, было забытое, совершенно заросшее кладбище. Деревянные кресты покосились, покрылись зелёным мхом”. “Пейзаж (оз. Удомли. – Д. П.) был дополнен наблюдённым на Островенском озере мотивом церкви и кладбища”. Среди этюдов, сделанных Левитаном в 1893 году в Удомле, есть пастель “Забытые”, на которой изображено кладбище на косогоре с покосившимися крестами.

Ещё одно свидетельство о написании этой картины принадлежит учителю местной школы Н. С. Зольникову и пересказано его сыном спустя много лет: “Однажды верхом на лошадях отправились Левитан с Кувшинниковой по старой дороге от Доронино к Гарусову, к Аракчеевым, наведаться, и приехал оттуда Исаак Ильич потрясённый увиденным. А потом и исчез на несколько дней – писать этюды у Аракчеевых, а вернувшись, засел за работу, высмотрев сюжет своей картины “Над вечным покоем”. Долго он над ним корпел потом, то так, то этак примеряясь”.

Основываясь на вышеприведённых свидетельствах и учитывая характер местности, можно с высокой долей уверенности утверждать, что композиция картины “Над вечным покоем” взята Левитаном в с. Островно: а огромное водное пространство, общие контуры береговой линии озера, высокая точка наблюдения зрителя, далёкая линия горизонта, некоторые элементы композиции увидены на озере Удомля.

В 1894 г. Левитан повторно, в сопровождении Кувшинниковой, молодой писательницы Т. Л. Щепкиной-Куперник (1874–1952), внучки актёра М. С. Щепкина и подруги последней Наташи Благоволенской, приезжают к Ушаковым. “Левитан очень нас любил, – вспоминала Щепкина-Куперник, – звал “девочками”, играл с нами, как с котятами, писал нас в наших платьицах “ампир”, меня в сиреневом, её в розовом, на серебристых от старости ступенях террасы, заросшей сиренью” (Пророкова, 1960). По утрам Левитан перевозил девушек на один из озёрных островов, и они проводили там весь день. Щепкина-Куперник писала и декламировала стихи, Благоволенская разучивала монологи из трагедий – готовилась поступать в театральное училище. Вечером за ними приезжал на лодке Левитан. Иногда, как вспоминала Щепкина-Куперник, по пути назад Левитан запевал песни: “Лучинушку”, “Горел-шумел пожар московский” и др. На террасе дома стояла Софья Петровна и махала своими широкими рукавами. Она носила какие-то хитоны собственного рукоделия. Возвращаясь однажды с острова, Щепкина-Куперник продекламировала Левитану написанное днём стихотворение “К портрету Левитана”:

Любовник чистого искусства, / Чуждаясь света и людей,
Другого и земного чувства / Он не таил в душе своей.
Он жить не станет без свободы, / И счастлив он в глуши лесной,
Ему знаком язык природы / И не знаком язык иной.

По вечерам все собирались в зале или на террасе, и Кувшинникова часами играла Бетховена, Шопена, Листа, Грига, Шумана. Героическая симфония Бетховена с её Траурным маршем потрясала Левитана до слёз. По просьбе Левитана Кувшинникова играла иногда и днём во время его работы. После игры все вместе пели песни и романсы, катались на лошадях или на лодке по озеру. Левитан очень любил малину и поедал её в огромном количестве, так что все опасались за его желудок.

Щепкина-Куперник так описывает завязку и развитие последующих событий: “Идиллия нашей жизни к середине лета нарушилась. Приехали соседи, семья видного петербургского чиновника (Ивана Николаевича Турчанинова. – Д. П.), имевшего поблизости усадьбу. Они, узнав, что тут живет знаменитость, Левитан, сделали визит Софье Петровне, и отношения завязались. Это была мать и две очаровательные девочки наших лет. Мать была лет Софьи Петровны, но очень soignee, с подкрашенными губами (С. П. краску презирала), в изящных корректных туалетах, с выдержкой и грацией петербургской кокетки... И вот завязалась борьба.

Мы, младшие, продолжали свою полудетскую жизнь, а на наших глазах разыгрывалась драма... Левитан хмурился, всё чаще и чаще пропадал со своей Вестой (собакой. – Д. П.) “на охоте”. Софья Петровна ходила с пылающим лицом, и кончилось всё это полной победой петербургской дамы и разрывом Левитана с Софьей Петровной...

Но и дальнейший роман Левитана не был счастлив: он осложнился тем, что старшая дочка героини влюбилась в него без памяти и между ней и матерью шла глухая борьба, отравившая все последние годы его жизни.

А много лет спустя, когда ни Левитана, ни Кувшинниковой уже не было в живых, – я... описала их историю в рассказе “Старшие”, напечатанном в “Вестнике Европы”: теперь можно в этом сознаться!”

Историю отношений Левитана, Кувшинниковой и А. Н. Турчаниновой на оз. Островно в 1894 г. Щепкина-Куперник воспроизвела в рассказе детально, лишь изменив фамилии.

Из письма Левитана Щепкиной-Куперник: “Островно, август – начало сентября 1894. ...Рад я был Вашему письму очень, но тем не менее мои личные передряги, которые я переживаю теперь, вышибли меня из колеи и отодвинули все остальное на задний план. Обо всем этом когда-нибудь в Москве поговорим. Живется тревожно... Все на свете кончается...”

После отъезда Кувшинниковой Левитан переезжает в Горку. У озера специально для Левитана был построен двухэтажный дом под мастерскую, т. к. в усадьбе не было больших комнат для работы (мастерскую в шутку называли “синагога”). Мастерская сгорела, как вспоминают, в начале 1900-х годов.

Имение “Горка” находилось на возвышенности (отсюда и название) на южной стороне оз. Островно, в двух верстах от усадьбы Ушаковых. Анне Николаевне Турчаниновой, урожд. Макаровой, в 1895 г. было 39 лет (25.5.1856–24.11.1930). У Турчаниновых было три дочери: Варвара (ок. 1875), Софья (1877), Анна (2.12.1880).

“Горка” была изображена на картинах И. И. Левитана “Осень. Усадьба” (1894) и “Март” (1895).

Интересные воспоминания записал краевед В.К. Лобашов в июне 1971 г. у жительницы д. Доронино (ближайшей к “Горке”) Марии Петровны Чесноковой, 1881 г. рождения. В 1971 г. Марии Петровне было 90 лет, но она хорошо помнила события, в которых она косвенно принимала участие: “В молодости я была в услужении в соседнем имении “Горка” у Турчаниновых. ...Когда художник-то гостил у них (Левитан. – Д. П.), я ещё молоденькой была: мало что и помню. Красивый был, глаза, как у коровы, печальные. Мы, девчонки, любопытно ведь, всё на него поглядывали тишком, а он подстать барыне, такой же гордый, неговорун. Правда любил слушать, как мы пели песни, а молодые девки мы пели хорошо. А ещё ему нравилось, как мы нашу местную сказку сказывали. Это, как идти к гарусовскому монастырю, давно когда-то он раньше там был, то в лесу есть родничок. Когда-то там деревенька была, и барин жил. Вот привёз он откуда-то себе молодую жену, и зажили они счастливо. А потом она куда-то пропала, барин искал, искал её, с горя запил да и сгинул вскорости. Дом пустой стоял, и поселился в нём женский голос. Когда кто-то внутрь зайдет, то никого нет, а голос: “Да вот я. Посмотри под ногами, видишь, я за щепочкой спряталась” и засмеётся. Дом этот тогда снесли на дрова, а из части брёвен сложили сруб для родника. Так женщина эта теперь каждую ночь сидела на камне от бывшего дома. Вот с тех пор и пошли беды в каждый дом, одна за другой. Так и исчезла деревенька, и дорога постепенно заросла травой и молодым лесом.

Художник всё упрашивал нас, чтобы мы свели его к этому срубу, а нам боязно было. Но уговорил как-то, показали ему это место. Всей гурьбой ходили смотреть: и барыня, и дети её, и знакомые.

Рисовал он много: то тут, то там нашим, деревенским, попадался. Они даже побаивались его, чёрный он был, с бородой. А уж забывчивый! То барыня пошлёт искать его пропажу, то кто из наших найдёт, принесёт, в таком разе всегда благодарил: взрослого деньгами, а ребятишек гостинцем.

Он ведь несколько лет у нас жил. Ну и полюбились они с барыней, да и как иначе: оба статные, по характеру схожие. Она для него на ручье из баньки для работы домик срубила, холила его. А он всё равно уехал. На деревне говорили, что и обе старшие дочери Анны Николаевны в него влюбились. Может, и так. Но точно я сказать не могу, хотя старшую мать среди лета и отправила к отцу. Память о нём берегли долго: картины в доме хранили, вещи его оставшиеся”.

Летний сезон 1894 г. также оказался очень плодотворным для Левитана. Художник много работает пастелью: “Букет васильков”, подаренный Варваре Турчаниновой, “Осень. Усадьба”, пастели с изображением осеннего леса и др.

Своему адресату Н. В. Медынцеву 3 сентября 1894 г. Левитан пишет несколько писем из Горки. Признаётся, что много работает и ещё больше читает: “В моём распоряжении огромная библиотека, где много запрещённых книг и очень интересных. В конце сентября еду в Москву...”.

В 1895 г. Левитан приехал в “Горку” в середине марта. За несколько сеансов он пишет с дома Турчаниновых картину “Март”, ставшую, по утверждению искусствоведов, предтечей пейзажа XX века.

4 мая, в очередной приезд в “Горку”, он пишет А. П. Чехову: “Почему не приехал ко мне? Будь здоров. Жму твою талантливую длань. Мой привет твоим. Сообщаю тебе на всякий случай (может, вздумаешь приехать ко мне) мой адрес: по Рыбинско-Бологовской ж.д. станция Троица, имение Горка”.

Однако периоды увлечения работой сменяются приступами неврастении. Бурную и влюбчивую натуру Левитана выводит из равновесия двойной роман, который художник ведёт одновременно и с матерью, и со старшей дочерью Варварой. Варвара испытывает сильные чувства к Левитану, и в один из дней предложила ему тайно бежать. В страшном приступе меланхолии 21 июня Левитан стреляется. Выстрел взорвал безмятежность тихой усадьбы. Анна Николаевна отправила Варю на несколько дней в Петербург. Спустя два дня, 23 июня, Левитан пишет Чехову: “Ради Бога, если только возможно, приезжай ко мне хоть на несколько дней. Мне ужасно тяжело, как никогда. Приехал бы сам к тебе, но совершенно нет сил. Не откажи мне в этом. К твоим услугам будет большая комната в доме, где я один живу, в лесу, на берегу озера. Все удобства будут к твоим услугам: прекрасная рыбная ловля, лодка...

Если напишешь заблаговременно о дне выезда, будет рессорный экипаж. Если нет, то на станции найдёшь всегда лошадей до имения Горки. Приезжай, голубчик мой, доставишь большую радость мне, да, думаю, и себе удовольствие”.

Сам Левитан так описал попытку самоубийства своему врачу А. П. Ланговому в письме от 13 июля: “Вам я могу, как своему доктору и доброму знакомому, сказать всю правду, зная, что дальше это не пойдёт. Меланхолия дошла у меня до того, что я стрелялся, остался жив, но вот уже месяц, как доктор ездит ко мне промывать рану и ставить тампоны. Вот до чего дошёл Ваш покорный слуга! Хожу с забинтованной головой, изредка мучительная боль головы доводит до отчаяния. Всё-таки с каждым днём мне делается лучше. Думаю попытаться работать. Лето почти, я ничего не сделал и, вероятно, не сделаю. Вообще не весёлые мысли бродят в моей голове. Лекарство, Вами прописанное, принимал. Письма Ваши я не получил. Мой привет Вашей супруге. Желаю всего лучшего. Преданный Вам Левитан.

Р.S. Об охоте я думать не могу, мне звук выстрела невыносим”.

Последней каплей в решении Чехова ехать была телеграмма А. Н. Турчаниновой от 1 июля: “Левитан страдает сильнейшей меланхолией, доводящей его до ужасного состояния. В минуту отчаяния он желал покончить с жизнью 21 июня. К счастью, его удалось спасти. Теперь рана уже не опасна, но за Левитаном необходим тщательный, сердечный и дружеский уход. Зная из разговоров, как Вы дружны и близки Левитану, я решаюсь написать Вам, прося немедленно приехать к больному. От Вашего приезда зависит жизнь человека. Вы один можете спасти его и вывести из полного равнодушия к жизни, а временами бешеного желания покончить с собой. Исаак Ильич писал Вам, но не получил ответа. Пожалейте несчастного. Будьте добры немедленно ответить мне, я вышлю за Вами лошадей”.

Врач И. И. Трояновский писал 8 декабря 1895 г. о Левитане: “...я вообще следов раны у него не видал, слышал от него об этом, но отнёсся к этому, как к покушению “с негодными средствами” (т. е., очевидно, Трояновский, имел в виду иные способы сведения счётов с жизнью. – Д. П.) или как к трагической комедии”. Здесь врач, скорее всего, был прав. Речь шла, видимо, всё же о трагикомедии, об имитации самоубийства.

После телеграммы Турчаниновой Чехов, не откладывая, выезжает в Горку.

Брат Чехова, Михаил Павлович, так описывает, со слов Антона Павловича, приезд в Горку: “...в Горке его встретил Левитан с чёрной повязкой на голове, которую тут же при объяснении с дамами сорвал с себя и бросил на пол. Затем Левитан взял ружьё и вышел к озеру. Возвратился он к своей даме с бедной, ни к чему убитой им чайкой, которую бросил к её ногам, эти два мотива выведены им в “Чайке”. Софья Петровна Кувшинникова доказывала потом, что этот эпизод произошёл именно с ней и что она была героиней этого мотива. (Эпизод с убитой чайкой действительно произошёл с Левитаном ещё и в Плёсе! Тогда свидетелем этого и была Кувшинникова – ещё одно свидетельство театральности и отрепетированности жестов Левитана. – Д. П.). Но это неправда. Я ручаюсь за правильность того, что пишу сейчас о Левитане со слов моего покойного брата. Вводить же меня в заблуждение брат Антон не мог, да это было и бесцельно. А может быть, Левитан и повторил снова этот сюжет – спорить не стану”. Но именно в Горке Чехов сам стал свидетелем этого действа.

И 5-го же июля, уже из Горки, Чехов пишет писателю и издателю сатирического журнала “Осколки” Н. А. Лейкину: “...Я всё сидел дома, ходил за розами, наведывался на сенокос, не зная, куда направить стопы свои и склоняя стрелу сердца своего то к северу, то к югу, как вдруг – трах! Пришла телеграмма, и я очутился на берегу одного из озёр в 70–90 верстах от ст. Бологое...

Здесь, на озере, погода унылая, облачная. Дороги кислые, сено паршивое, дети имеют болезненный вид... Простите, тороплюсь писать, ибо гонят в шею. Завтра в 6 часов уходит почта и слуга стоит над душой”.

Второе письмо Чехова было адресовано издателю ежедневной петербургской газеты “Новое время” А. С. Суворину: “Сюда (в Горку. – Д. П.) я только что приехал и располагаюсь в двухэтажном доме, вновь срубленном из старого леса, на берегу озера. Вызвали меня сюда к больному. Вернусь я домой, вероятно, дней через 5...

Холодно. Местность болотистая. Пахнет половцами и печенегами”.

Интересно, что ни одному из адресатов Чехов не назвал имени Левитана. Бурно протекающие романы Левитана были хорошо известны культурному обществу, и Чехов, очевидно, не хотел лишний раз компрометировать ни своего друга, ни И. Н. Турчанинова.

Видимо, атмосфера дома вынудила Чехова сократить пребывание в Горке. Вместо ожидаемых полутора-двух недель он пробыл только семь дней (с 5 по 11 (?) июля).

Спустя совсем немного времени Левитан снова во власти тоски и подавленного душевного состояния. 27 июля он пишет Чехову из Горки: “Вновь я захандрил и захандрил без меры и грани, захандрил до одури, до ужаса. Если б знал, как скверно у меня теперь на душе. Тоска и уныние пронизали меня. Что делать? С каждым днём у меня всё меньше и меньше воли сопротивляться мрачному настроению. Надо куда-либо ехать, но я не могу, потому что решение в какую-либо сторону для меня невозможно, колеблюсь без конца. Меня надо везти, но кто возьмёт это на себя? Несмотря на своё состояние, я всё время наблюдаю себя и ясно вижу, что я разваливаюсь вконец. И надоел же я себе, и как надоел!

Не знаю, почему, но те несколько дней, проведённых тобою у меня, были для меня самыми покойными днями за это лето”.

В следующем письме другу: “...Сверх ожидания, я начал работать и работаю такой сюжет, который можно упустить. Я пишу цветущие лилии, которые уже к концу идут (“Ненюфары”. 1895. – Д. П.).

...Не говоря уже обо мне, все горские с нетерпением ожидают тебя. Этакой крокодил, в 3 дня очаровал всех. Варя просила написать, что соскучились они все без тебя. Завидую адски”.

И в разгар осени Левитан на р. Съеже в полукилометре от усадьбы пишет одну из ставших хрестоматийными русских картин, картин-обобщений – “Золотую осень”.

Бурные события, в которых Чехов принял участие на заключительном этапе в 1895 году на озере Островно, просто не могли пройти мимо пера писателя. Сюжет сам просился на бумагу и события на оз. Островно легли среди прочих жизненных впечатлений в основу пьесы “Чайка” и рассказа “Дом с мезонином”, в которых одним из прототипов главных героев также стал Левитан.

Месяцы 1893–1895 годов, когда Левитан жил и работал на озере Островно, были одними из самых плодотворных в его творческой биографии. Здесь ему создали необходимые условия для работы, окружили любовью и заботой, что было так редко в его жизни.

^*Текст статьи публикуется по книге Д. Л. Подушкова “Чехов и Левитан на Удомельской земле” (Тверь, 2010 г.), где приведён полный список литературы.