О главных героях романа Г.Т. Полилова-Северцева "Развиватели" (Левитан и его друзья в Плесе. Версия Северцева. Анализ образов)

В 2008–2009 гг. не только с успехом состоялись Левитановские чтения в Плесе и вышел сборник их материалов, но случилось и еще одно событие в левитановедении, оставшееся, правда, почти незамеченным. Е. Б. Шиховцев в Костроме составил сборник произведений дореволюционного беллетриста Г. Т. Полилова, который он выложил в интернете. Теперь все интересующиеся могут ознакомиться с первым художественным произведением о пребывании Левитана в Плесе – романом “Развиватели”. Напомним, что впервые этот малоизвестный “роман” (в версии Шиховцева он занимает около 120 стр., в то время как повесть или “повествование” Смирнова “Золотой Плес” на ту же тему – 134 стр.) вышел в июне 1903 года как ежемесячное приложение к малоизвестному же журналу “Звезда” и, скорее всего, очень небольшим тиражом.

Автор романа

Об авторе романа мы знаем немного, фамилия же Полилов оказалось не такой редкой даже среди людей, попавших в историю литературы. Был Полилов Николай Николаевич – полковник, преподаватель военного училища и одновременно – блестящий переводчик Канта и Ницше. Был Полилов Сергей Михайлович, московский врач, посещавший Толстого в Ясной Поляне. И был, наконец, Полилов Петр Александрович – никто иной, а точнее – никто иная, как дочка Толстого Татьяна Львовна Толстая-Сухотина, избравшая себе такой псевдоним...

О “нашем” Полилове действительно пока мало что известно, и то, что известно, собрано под одну обложку в указанном сборнике. Приведем некоторые, важные для последующего, цитаты о писателе из биографического очерка Б. Глинского. “Георгий Тихонович Полилов родился в Петербурге в 1859 г. в семье крупного торговца пенькой, к тому же и художника.... Занялся коммерцией, сначала заграничной торговлей хлебом, потом растранжирил все состояние отца... Женился на Ольге Федоровне Беловой, тоже из купеческой семьи... Пел, содержал театр, танцевал, издавал журнал – и все неудачно. Писал пьесы, переводил много для театра. Написал роман “Азарт” о биржевых игроках, где все они узнаваемы”. “Человек несложный и немудреный”. “Пытливая и нервная натура, торопыга, суетливый, /потому/ часто подставлял /других/”. “Лучшая его книга “Наши деды-купцы”. В других нет отделки, недостает чекана... Не меньше сотни книг всего им написано и переведено”.

В последние годы на прилавках снова появились книжки Полилова на исторические темы, о древних наших князьях. И вот сразу возникает вопрос: С чего бы это петербургский беллетрист, исторический романист вдруг занялся таким далеким Плесом? Ведь летнее время, по сведению того же Глинского, обычно проводила семья Полилова в финском Вильманстранде. Но, по воспоминаниям старожилов Плеса, бывал он, и возможно – неоднократно, и в этом волжском городке. Свидетельством тому является его очерк о Плесе, опубликованный в 1902 г. в журнале “Живописное обозрение”, в котором Полилов написал следующее: “Будь этот городок где-нибудь за границей...” Ну, далее ясно ... Ясно, что он Плес тоже полюбил, а почему именно Плес, а допустим, не Мышкин или Калязин, или Углич – мы об этом еще поговорим. О Плесе у него и еще один, по крайней мере, рассказ есть – “У Иордани” (1904 г.), в нем речь о празднике Крещения, и фигурирует там соборный староста Андрей Панкратыч с типично плесской фамилией Иванчиков...

Фабула романа

Но ближе к нашим “Развивателям”. Содержание микроромана, вкратце, таково. В маленький и тихий волжский городок, нигде не называемый по имени, но легко узнаваемый, в середине мая приезжает на этюды компания – талантливый художник Львовский, его подруга Хрустальникова, их друг художник-любитель, сын миллионера Зимин и почитательница Хрустальниковой некая Моос. Селятся по соседству с усадьбой Перегудовых, которые играют роль центра, связывающего всех героев романа. У них знакомятся с молодой купеческой тоскующей женой Феней Полушкиной, очень красивой, портрет которой пишут и одновременно “развивают” (отсюда и название романа) – много разговаривают, заманчиво рассказывают о столичной жизни и женской свободе, дают читать книги. Ее, по инициативе Хрустальниковой, и уговаривают они бежать от мужа-старообрядца из этого городка. Что Феня со второй попытки и делает, а потом почти гибнет (морально) в Москве. Падение ее, правда, приостанавливается, она становится сестрой милосердия...

Попытаемся проанализировать образы главных героев, еще раз понять, кто за ними стоит, и их правдоподобность.

К главным героям произведения мы относим, прежде всего, самих “развивателей”, т. е. гостей городка, художников, профессиональных и любителей, Львовского, Хрустальникову, Зимина. Во-вторых – саму “фигуру развития” Феню Полушкину и ее мужа Силу Полушкина. Сквозными героями, отчасти даже повествователями, точнее, теми, чьими глазами как бы смотрит на развитие событий и сам автор, являются супруги Перегудовы. Важную роль играет купец Китайкин, чьей воспитанницей была до замужества Феня. Интересную и достаточно вдохновенно написанную, но не главную сюжетную линию “романа” представляет помощник местного миссионера, бывший старообрядческий начетчик Федос Алексеевич (в другом месте – Александрович). В единственной, похоже, рецензии на “Развивателей” (в 1904 г. в журнале “Природа и люди”) говорится: “Все типы схвачены очень бойко, в особенности московский меценат из фабрикантов и его приятель художник...”.

Приезжие (“развиватели”)

Попробуем сначала дать физические, так сказать, и психические портреты трех лиц, для нас наиболее интересных – приезжих героев: московского художника Львовского, Хрустальниковой, их спутника московского купца Зимина.

Первым из них появляется в романе Зимин, только что прибывший в городок на пароходе и ищущий квартиру для себя и своих друзей... По Полилову, во второй половине мая, когда Феничка и Перегудова занимались в саду изготовлением искусственных цветов, перед ними неожиданно предстает “молодой человек в мягкой шляпе”, “темноватый блондин среднего роста”. Потом мы узнаем, что он – Максим Давыдович, второй сын (повторено в романе дважды) фабриканта-миллионера Давыда Максимовича Зимина (чередование имен как у С. Т. и Т. С. Морозовых), “добрый малый”, окончивший университет, который, правда, “мало изменил его внутренний мир”. “Ярый поклонник таланта Львовского, выстроил даже для него в Москве великолепное ателье. Меценат из купечества, которых за последнее время развелось много на Руси”... Он ведет себя довольно скромно, много рисует в свой альбом, совершенно не реагирует на явный интерес к нему Перегудовой, ему нравится, без всякой “грязи”, Феня Полушкина. В связи с решительной инициативой Хрустальниковой увезти Феню из городка он сомневается, переживает о ее судьбе. Но после первой неудачной попытки “заведенный”, видимо, еще и Хрустальниковой, и собственным самолюбием, которое прежде в романе не проявлялось, он “решился (все-таки, и только тогда. – М. Д.) довести задуманное до конца”... В целом, заметим, что о Зимине у автора говорится, по-видимому, ненамного меньше, чем о главном из художников – Львовском.

Львовский, Марк Самуилович (Самуйлович), известный пейзажист. По версии Полилова, сын далеко не бедного еврея, состоятельного торговца, учился в гимназии, поступил в Академию художеств, блестяще ее окончил, был послан в Италию, вернувшись, быстро прославился, особенно – фантазией “У мирной пристани” (конечно, сразу приходит на ум “Тихая обитель” Левитана, 1890 г.), он переезжает в Москву и миллионер Зимин устраивает ему роскошное ателье. Автор описывает внешность Львовского так: “Красавец собою, скорее похожий на потомков мавров, чем на семита, с волнистыми, иссиня черными волосами, тридцатилетний художник энергично глядел своими искристыми глубокими глазами. Постоянно, даже во время работ, корректно, но без артистических преувеличений одетый, с коротко остриженной бородой, Марк Самуйлович резко выделялся среди кучки его товарищей москвичей. Немного гортанный выговор художника, мягко, но уверенно звучавший голос, твердый жест его руки, красивые линии всей небольшой, сухощавой фигуры – все ясно говорило о присутствии в Львовском сильной воли, уверенности в самом себе, в своем таланте и в достижении намеченной им конечной цели”.

Хрустальникова (а то и Хрусталева: роман написан быстро и несколько небрежно), Надежда Петровна, “небезызвестная жанристка”, хотя автор впоследствии особо не акцентирует внимание на том, что она тоже художница. У нее “стройная фигура тридцатитрехлетней женщины”, развитый “женский инстинкт”, она может быть милой, но и “бешеной без пределов”. “Легкий костюм” с “большим вырезом ворота”, “подхваченный ярко-красной лентой”. “Гибкая фигура... не теряла изящества”. “Темные волосы, небрежно закрученные жгутом, были заколоты сзади шпильками. Эксцентричная белая шляпа с широкими полями, надетая немного на бок, открывала небольшой овал ее лица с матовой кожей, покрытой легким золотистым пушком. Это придавало ей вид южанки, хотя она была природная москвичка. Глубоко сидящие глаза Надежды Петровны были невелики, но множество энергии, огня таилось в них. Они говорили о твердой воле их владелицы. Вообще, наружность Хрустальниковой была не из обыкновенных... Жена доктора старше ее значительно, она, выходя за него замуж, выговорила себе полную свободу и уже третье лето уезжала с художником Львовским на студии”.

Судя по всему, своего друга Львовского она держит на “коротком ремешке”. Когда тот восторгается Феней как превосходной моделью, Надежда Петровна строго его предупреждает:

– Только помните, Марк, – мрачно блеснув глазами снова проговорила Хрустальникова, – не увлекитесь этой купчихой. Вы знаете хорошо меня и мой характер, – не пожалею ни вас, ни ее...

Еще одно из действующих “приезжих” лиц романа – “бесцветная барышня Мосс” (Моос), “ученица и поклонница” Хрустальниковой. Именно Моос по поручению своей шефини неудачно пытается первый раз увезти Феню из городка (но мешает Китайкин). О ней написано немного и не лучшим образом, например, так: “пухлая, желтоватая физиономия Моос”. Она что-то типа приживалки у Надежды Петровны, занимается, вроде, хозяйством всей художнической компании и даже не названа нигде по имени...

Прототипы москвичей

Теперь, представив героев-гостей и приведя их авторские характеристики, порассуждаем относительно их прообразов, прототипов. Расшифровала, надо сказать, впервые “псевдонимы” героев С. Пророкова, но не все и не все верно...

Относительно Львовского и Хрустальниковой нет других вариантов – это, несомненно, Левитан и Кувшинникова – "ученица, товарищ по охоте, друг" Левитана, хотя в них, особенно в Львовском по сравнению с Левитаном, истинное, чуть искаженное, перемешано с небывалой выдумкой. Не говоря уж о фантастической биографии “известного художника”, по Полилову тот – человек сильной воли, весьма спокойный, трезвый и рассудительный (даже взбешенную подругу уговорил не делать скандала), что довольно мало похоже на реального Левитана. Так же явно в резком противоречии с настоящим Левитаном словоизлияние Львовского: “Мало ли на свете баб-то шалых? Если бы я, как ты, задумывался от подобных пустяков, так, наверно, никогда не был бы художником”. Так весьма цинично отвечает живописец на недоуменный вопрос Зимина после предложения Хрустальниковой поухаживать для отвода глаз за соседкой Раей Перегудовой. Хрустальникова, кстати, у Полилова всего на три года, а не на 13 лет, старше своего близкого, интимного друга (здесь, в отличии от Смирнова, об этом говорится сразу и никакое робкое и романтичное зарождение любви не рисуется).

Кроме всего прочего, у Полилова Львовский больше портретист, а не пейзажист, как Левитан. Может, и потому, что портреты Фени, написанные маслом и за много сеансов, здесь очень важны для сценария, сюжета всего романа.

И посвящение “Развивателей” Чехову, и ироническое название, и прозрачность “псевдонимов” героев, и многое другое в романе говорят о том, что Полилов совсем не скрывал, что изображает в очередной раз пару Левитан-Кувшинникова, и ему не надо было, как Чехову, маскировать их какими-то другими, явно чужими признаками. И если он пишет о чем-то, принципиально расходящемся с биографией и обликом художника, то, по нашему мнению, это просто от незнания его лично и даже не лично, а опосредствованно. Хотя, конечно, надо всегда помнить, что художественное произведение – это одно, а документальное, биографическое – это совсем другое. Однозначно решить вопрос, к чему отнести отдельные несоответствия – к неполному знанию автором прототипов, либо к собственно художественному замыслу, уводящему его то и дело от полной и, как правило, скучноватой документальности – вряд ли теперь возможно, но мы склоняемся к первому. И именно потому, что Полилов с самого начала довольно откровенно позиционирует себя как продолжателя темы “Попрыгуньи”.

Да, интересно и полезно было бы сравнить образы знаменитой пары у Чехова в “Попрыгунье” и у Полилова в “Развивателях”, но у нас сейчас другая цель. Скажем только, что некая перекличка с “Попрыгуньей” и солидарность с Чеховым в оценке Кувшинниковой и ее отношений с Левитаном имеют место, но образы главных героев у великого художника-литератора, конечно, гораздо более ярки и колоритны, чем у нашего рядового, хоть и не последнего, беллетриста.

Вернемся, однако, к нашим героям – гостям волжского городка. Несколько слов о “барышне Моос” (Мосс). “Опознать” ее пока не смогли ни Пророкова, ни Шиховцов, ни автор данной публикации. Последний только вспомнил, что был знаком с внучкой двоюродного племянника Саввы и Сергея Морозовых – Арсения Абрамовича: ее зовут как раз Ольга Мосс! Ее муж Владимир Мосс, природный англичанин, довольно известный ныне историк церкви и церковный публицист. Но Мосс или Моос далеко не главная героиня романа, а вот в связи с Зиминым о Морозовых надо поговорить, и серьезно.

С. А. Пророкова, а за ней и Е. Б. Шиховцев (а еще раньше – Иван Евдокимов) называют без всяких сомнений прототипом Зимина Савву Морозова. На самом деле мы имеем обычную, в общем-то, картину распространенной аберрации, когда всех многочисленных Морозовых причисляют именно к Савве Морозову.

Известно, в том числе по нашим работам, что Левитан был довольно тесно связан с Морозовыми. Самый известный из них – Савва Тимофеевич, сын Тимофея Саввича (рокировка имен действительно как у Зимина). Но дружил-то Левитан со вторым сыном Т. С. Морозова – Сергеем Тимофеевичем, который опекал художника и передал ему свою мастерскую в Большом Трехсвятительском переулке, да еще и вместе с квартирой. И рисовал дилетантски, а потом и достаточно профессионально, но специфические вещи (узоры для ручных поделок, ибо был одним из основных в России деятелей художественных промыслов), именно Сергей Морозов. А потому прототип Зимина здесь, если уж Морозов (а скорее всего так и есть, но пока роман Полилова – единственное свидетельство о посещении им Плеса), то, несомненно, Сергей Тимофеевич. Он в отличие от брата был человек очень мягкий, нерешительный, сомневающийся и, конечно, натура художественная. Ну, попутать Сергея с братом Саввой уже не так и стыдно неспециалисту, но все же...

Есть, конечно, и другие сложности и определенные странности с Морозовыми-Зимиными. Странно, например, что Полилов в романе, посвященном отчасти и старообрядцам, нигде не вспоминает, что и Морозовы, и собственно Зимины – известнейшие московские и вообще российские староверы и в чем-то близки местным (но только в чем-то, ибо могли быть с плесскими разных толков). Трудно также представить скромного и нерешительного Сергея Морозова увозящим ночью на тарантасе молодую купчиху. Наверняка в семейной памяти Морозовых такой романтический случай хоть в каком-то преломлении остался бы, но на самом деле, насколько нам известно, никто из них никогда ничего подобного не вспоминал. И это говорит о том, что в реальности происходило все не совсем так, или совсем не так, как описал Полилов.

Местные. Перегудовы-Петровы

После гостей-“развивателей” займемся ключевыми для сюжета романа фигурами (хоть явно и не главными) – супругами Перегудовыми, играющими роль свидетелей и своеобразных рассказчиков. Но и не только... Раиса Владимировна романтически и безответно влюбляется в Зимина и тем усложняет, разнообразит интригу романа, но наиболее важно, что Виктор Семенович нечаянно подслушивает разговор о побеге Фени и сообщает об этом ее бывшему опекуну фабриканту Китайкину, ведь без этого момента никто бы и не знал о роли москвичей в побеге и собственно не о чем было бы писать роман.

Перегудовы – первые действующие лица в романе, он с них начинается и ими заканчивается. Виктору Семеновичу 45 лет, он – владелец небольшого химического завода, расположенного недалеко от дома (жена туда прогуливается), по характеру скрытный, педант, любит порядок, к тому же набожный. Знает откуда-то старика Зимина, известнейшего миллионера, но сына его не знает. Живет в этом городке лет 12 (видимо, после женитьбы), откуда перебрался сюда – не говорится. Его жена Раиса Владимировна – по происхождению купеческая дочь, и не просто, а из Петербурга, ей 31 год, из которых она 12 лет замужем, но детей у них с мужем нет. Она “недурненькая собой”, говорит по-немецки, играет на рояле. Усадьба Перегудовых – “на взгорье, отделенном от Волги дорогой”, а через овраг от них полузаброшенная усадьба Мудрецовых, читай Философовых, где устроились художники.

О дворянском разветвленном роде Философовых, живших, в основном, в Петербурге, свой плесский дом практически забросивших, но имевших обустроенную усадьбу на Волге напротив Кинешмы, вспомним еще и потому, что были они основателями химического кинешемского завода (Василий Аркадьевич, 1871 г.). А кто же около 1890 года владел реально, а не по книжке, химическим заводом около Плеса на этой стороне Волги или чем-то похожим, красильней, например? Из материалов Муромского (!) музея удалось понять, что из двух химических заводов в районе Плеса один, так называемый Любимовский, был устроен в 1844 г. плесским 3-й гильдии купцом Иваном Ивановичем Кокушкиным, другой, Нескучный (на той стороне), – им же в 1852 г. К 1894 г. Нескучным химзаводом владел Григорий Иванович Кокушкин, а Любимовский оставался за Иваном Ивановичем....

По словам местной жительницы с глубокими корнями Лебедевой, Левитан с Кувшинниковой останавливались (речь может идти только о третьем приезде, т. е. 1890 г., ибо оба предыдущих раза их пристанищем был дом Солодовникова) именно в доме Философовых, а по соседству жил плесский купец, владелец небольшого красильного заведения Михаил Петров с женой Марией Федоровной...

Так кто же скрывается за образом Перегудовых? Мы не можем сейчас с полной уверенностью сказать – Кокушкины это или Петровы, или здесь переплелось несколько плесских семейств. И все же предпочтение надо отдать Петровым (при вполне возможном сдвиге во времени). И вот почему. Именно у Петровых, как говорят местные жители, отдыхал летом сам автор романа. Именно Петровы, как считают, – его родственники. Именно у них было свое маленькое заведение химического, скажем так, профиля. Именно жену Петрова звали Мария Федоровна, в то время как жену Полилова звали Ольга Федоровна (Белова) и это, не очень, правда, основательное свидетельство – совпадение отчеств – может все-таки указывать на то, что Полилов приезжал в Плес к сестре жены. Вспомним и то, что в романе жена Перегудова – купеческого рода и из Питера...

Полушкины-Грошевы

Конечно, никак нельзя оставить без внимания другую супружескую пару – главную местную героиню “беглянку” Феню Полушкину и ее мужа. Все признают, что их прототип – семья Грошевых, но каких конкретно Грошевых – неизвестно, по крайней мере автору этой статьи. По их поводу немало разговоров и споров, тут есть над чем задуматься и поспорить и с Шиховцевым, и с другими. В частности и о том – Феничка ли Полушкина, она же Анна Александровна Грошева, изображена на непоименованном рисунке Левитана, который теперь повсеместно называют портретом Грошевой.

Федосья Васильевна Полушкина появляется в книге Полилова пятой по очереди, но вокруг нее и “вертится” все действие романа. Вот ее описание: красивая, высокая, вальяжная, скорее шатенка, чем блондинка, соболиные брови... И все же не абсолютно идеальная: мясистый нос, крупный овал бело-розового лица, руки и ноги немного великоваты. Одета с некоторыми претензиями на моду, шерстяное сиреневое платье, небольшая фетровая шляпа с нелепым желтым цветком сбоку (вот она, неразвитость-то! – М. Д.), легкая пелерина... А вот она позирует художникам: “белокурые волосы и белое платье”, розы окружают “ее красивую головку”... Красавица-купчиха, однако, до 9 лет побиралась с матерью-пьяницей, затем воспитывалась у богатого фабриканта... Мужа Грошевой писатель Смирнов, например, представляет крайне в негативном свете. Писатель Полилов же относится к нему с сочувствием и даже с жалостью. У него Сила Парфентьевич Полушкин высокого роста (Львовский и Зимин только среднего!), шатен, с большой бородой. Он – старообрядец-новожен, “упрямый раскольник”, зажиточный купец-бакалейщик, несколько месяцев назад женившийся по любви, а не из-за денег на бедной девушке, воспитаннице миллионера Китайкина. Носит пиджак, фуражку, высокие сапоги, говорит певучим тенорком – вполне приличный человек и торговец, даже странно, что от него убегает жена.

О самом факте бегства от мужа плесской молодой купчихи впервые упомянула, наверное, сама Кувшинникова в своих воспоминаниях о Левитане, написанных в начале 20-го века по просьбе Сергея Глаголя, но пишет она об этом очень спокойно и как бы, между прочим. Как нам кажется, вся интрига романа Полилова (мы не касаемся его “старообрядческой” стороны) вытекает из этих двух-трех строчек воспоминаний Софьи Петровны, или, что возможно более вероятно, – из туманных городских легенд и стершихся за десятилетие с лишним слухов о пребывании Левитана и его друзей в Плесе, услышанных автором, гостившим у плесских родственников. Он профессионально драматизировал события, протекавшие, реально, видимо, совсем не так, и тем создал занятный, в меру напряженный сюжет. Нет сомнений, что после него литераторы, писавшие о Левитане в Плесе, опирались на его роман почти как на документ (каковым он, конечно, не был), каждый раз отбирая из него что-то им нужное и добавляя свое, так и появились произведения Евдокимова, Смирнова, Пророковой (у нее тоже Грошеву увозит на лошадях Морозов и тем берет весь грех как бы на себя). А последний “шедевр” Арсеньевой “превзошел” в этом смысле всех предыдущих авторов... Скорее всего, побег (если это был действительно побег) был совершен совсем в другой форме и без такого активного участия гостей-художников, как описано у Полилова. Это следует из того хотя бы, что Кувшинникова, главный инициатор и организатор бегства Грошевой, по версии Полилова, снова появлялась потом в Плесе, имела даже какое-то отношение к археологическим раскопкам здесь. Посмела бы она, рискнула бы сделать это при тех патриархальных нравах, которые там царили, если было бы все так, как в романе? Вопрос, конечно, риторический...

Заключение

Читая внимательно и анализируя роман, непременно приходишь (и уж точно – склоняешься) к выводу, что автор, несмотря на утверждения Моисеева и Пророковой, не знал ни Левитана, ни Морозова (и Морозовых вообще) и пользовался, скорее всего, в основном, сведениями от плесских жителей начала 20-го века, прежде всего – Петровых (в романе – Перегудовых). Хотя прообразы героев романа достаточно ясны, герои чаще всего весьма значительно от своих прототипов отличаются. События, связанные с побегом (отъездом) реальной Грошевой скорее всего происходили не так, как описаны в этом художественном произведении (и в других, от него производных). Целью романа, видимо, не было (как и у Чехова в “Попрыгунье”) специально уязвить, очернить художника Левитана. Инициатива и просветительства, и побега принадлежали Хрусталевой, а не Львовскому, который, скорее, подчинялся ее настойчивому желанию. Но, совершенно ясно, автор, сам происходивший из торгово-купеческой среды, хотел показать отрицательное, даже трагическое значение насильственного или спровоцированного вырывания человека (в данном случае молодой купчихи) из своей среды. При этом писатель, как представляется, сильно преувеличил реальную роль приезжих художников в судьбе Грошевой. Не соглашаясь с мнением Пророковой, что роман Полилова – это пасквиль, нельзя не отметить, что упрек интеллигенции, интеллигентам в нем, несомненно, звучит, и не столько в просветительстве, сколько в легкомысленном отношении к судьбе человека, выбитого ими из привычной среды обитания. Но и этот упрек, как кажется, не направлен у Полилова против нашего великого пейзажиста...

После такого заключения по содержанию романа, многие события которого в значительной степени мистифицированы, но превратились в устойчивую легенду, хотелось бы высказать конкретное предложение для местных экскурсоводов. На полулегендарной-полуреальной основе этого произведения может быть построена интересная, отчасти приключенческая (но сопровождаемая трезвыми историческими комментариями), экскурсионная программа “По следам героев Полилова”. Территория показа и рассказа – бывший Дом отдыха ВТО и окрестности, где сохранился дом Перегудова-Петрова, какие-то элементы от красильного, видимо, заведения, а на месте дома Мудрецовых-Философовых ныне расположена спортплощадка, как указал нам А. И. Сорокин. За что ему, а также и всем краеведам Плеса – наша благодарность.