Глава 1

День, полный возрождающихся сил весны, догорал. Солнце мирно склонялось к закату, не по-зимнему прощаясь на долгую беспросветную ночь, но словно говоря: "до скорого свидания". Резко выделялся левый берег Волги, весь залитый фиолетовыми лучами заката, и сумрачно темнели холмы правого. Река тихо катилась в своем ложе¹. Кругом ни звука, ни шороха. Раннее открытие навигации не позволило волжской флотилии сразу привести себя в порядок. Только "Самолет"² да кое-какие пароходы из купеческих бороздили еще свободные после ледохода от нефтяных пятен воды Волги. Смелые "мартыны"³ да стрекотуньи ласточки одни нарушали вечерний покой, пронзительно крича и всколыхивая острым крылом водную гладь.

Поздний апрель дышал ароматом полей. Отдохнувшая за зимнюю спячку мать-земля выделяла пар под живительными лучами солнца. Природа проснулась, но еще не совсем. Она щурясь глядела на постаревший на целый год мир и готовилась приниматься за свою бодрую творческую работу.

На правом берегу Волги красиво раскинулся по холмам и уступам заштатный городок⁴. Основанный еще в XV столетии⁵, он пережил свое цветущее время, расцвет своей торговой деятельности. Железнодорожные пути отрезали его от центров, гегемония перешла к другим городам и местечкам⁶. Городок умирал, медленно угасая в тине мелких провинциальных интересов⁷. Только летом, благодаря водному пути - Волге, он оживлялся на короткое время; пароходы свистя бежали вниз и вверх по реке, точно отголоском донося в этот забытый уголок новости и события остального мира. Но с первыми льдинами, показавшимися сверху, городок разобщался с центрами и снова погружался в долгую зимнюю спячку, до первых теплых лучей солнца - до весны. Благо-даря исключительному живописному положению, прилив в городок художественной богемы, ищущей материал для этюдов и эскизов, замечался с каждым летом все более и более. Зонтики художников белели и вдоль усыпанного мелким булыжником берега, и сквозь частые кустарники орешины и жимолости, всползавшие по холмам от самой реки. Первые дни теплого мая привлекали сюда жрецов искусства на летнюю работу, а темные вечера сумрачного августа гнали их в столицы, в их постоянные студии и школы.

Никого из них еще не было в излюбленном ими летнем приюте искусства в этот мирный апрельский вечер.

В небольшом садике на взгорье, отделенном от Волги красиво извивающейся книзу проезжей дорогою, на скамейке, окутанной темноватой, еле распускающейся зеленью громадного розового куста, сидели мужчина и женщина.

Первый, средних лет брюнет с сильно заметною сединою в волосах и в бороде, с крупным носом, часто поднимался со скамьи, обнаруживая свой высокий рост, нервно подходил к палисаду, выходящему на дорогу, и, снова возвращаясь, оживленно говорил своей собеседнице:

- Посмотри, Рая, как это красиво, как все это великолепно! - указывая ей при этом на величественно струившуюся реку, на тонущее в фиолетовых волнах заката дневное светило и на картину чутко просыпающейся природы.

Небольшие, поставленные над выдающимися немного скулами, глаза говорившего как-то искрились, лицо озарялось улыбкой. Видно было, что все его радует, что его восхищение неподдельно.

Молодая, сравнительно с ним, женщина мало обнаруживала любопытства, она, лениво прищуриваясь, смотрела на указанную ей картину и равнодушно повторяла:

- Очень красиво, Витя! - хотя было заметно, что она говорит совершенно машинально и думы ее витают где-то далеко отсюда.

Мужчина, не замечая этого или не желая обращать внимания, продолжал восторгаться красотами природы, в то время как небольшая, полная фигура его собе-седницы, с направленным вдаль взглядом, была точно погружена в нирвану.

- Ты что же, заснула? - прозвучал снова голос брюнета.

Молодая женщина вздрогнула и недовольно прошептала:

- Фу, как ты меня испугал, Витя, я действительно задумалась и забылась. Что-то стало прохладно, не идти ли уж в комнаты, ведь еще апрель, а не май!

С этими словами она поднялась со скамейки и пошла к веранде, вслед за нею зашагал и ее собеседник. Из-под скамейки, где они сидели, выполз ульмский дог⁸ и неохотно поплелся следом.

Виктор Семенович Перегудов⁹ лет двенадцать проживал в этом городке. Страстный любитель патриархальной свободы, не стесненной узкими рамками столичной жизни, он переселился сюда с женою, Раисой Владимировной, через три года после своего брака. Небольшой химический завод¹⁰, устроенный здесь Перегудовым, шел довольно хорошо, дохода с него вполне хватало на их скромную провинциальную жизнь. Детей у них не было, и они жили безбедно в своем домике над Волгой¹¹.

Раиса Владимировна, купеческая дочь из столицы, моложе своего сорокапятилетнего супруга лет на четырнадцать, вначале радовалась переезду сюда. Сутолока столичной жизни и ей надоела.

Переселение Перегудовых в городок совершилось весною, когда здесь действительно, после пыльной столицы, все глядело раем, все дышало покоем. Но умчалось лето, поблекли краски умирающей природы, заглохла жизнь на реке, и молодая женщина, в первый раз оторванная так далеко от родных, сразу почувствовала себя, точно ее опустили куда-то глубоко на мягкую тину речного ложа. Все кругом опустело, все смолкло, жизнь замерла до будущей весны.

Отсутствие мужа, чуть не все полдня находящегося на заводе, крайне ограниченный круг знакомых, к тому же чуждый ей по своим воззрениям, взглядам и развитию, - заставили молодую женщину скучать и тоскливо целыми часами проводить время в ничего неделании, прижавшись в уголке на диване, в ожидании возвращения мужа с завода.

Раиса Владимировна старалась сократить свое одиночество пением, игрою на рояле, писанием писем родным, но и это все ей наконец надоело. Интерес сосредоточился на одном только хозяйстве, хотя последнее не могло занять всего свободного времени, и одуряющая тоска, спутница всех медвежьих углов нашей родины, вполне овладела молодою женщиною.

Она жила одними мечтами и воспоминаниями. Часто ее мысли переносились в блестящий водоворот столичной жизни. Ей грезились вечера в родительском доме, первые, весело прожитые годы замужества, когда ее Витя еще не был таким поклонником провинциального покоя. У них был свой небольшой, но хорошо подобранный круг знакомых, она часто выезжала в театры и концерты, летом жила на даче в Павловске. Правда, в то время Раиса Владимировна чувствовала усталость за три года беспрерывного ряда удовольствий и как-то невольно стремилась на лоно природы. Она никогда до тех пор не выезжала из столицы, и ее представления о провинции и ее жизни были крайне смутны. Молодая женщина, недурненькая собою, принужденная обстоятельствами жить в глухом городке, к чему она еще недавно так стремилась, теперь только поняла, как трудно и скучно ей, привыкшей к столичной суете и оживлению, зимовать в этом отрезанном от миpa уголке.

Тоскливо тянулись дни длинной, слезливой осени, впервые проведенной Перегудовой в городке; зима, несмотря на раннюю темноту и морозы, понравилась ей больше. Прогулки с мужем в санях к соседям, морозный, бодрящий воздух, блестящая скатерть снежного покрова, разостланная над застывшею Волгою и лугами ее левого берега, поскрипыванье полозьев, - все эти новые для Раисы Владимировны картины и впечатления заставили ее отчасти позабыть неприглядную физиономию минувшей осени. Она чувствовала себя веселее и бодрее.

Частые отлучки мужа на завод, куда она от нечего делать ежедневно прогуливалась, заставили молодую женщину заинтересоваться заводскою деятельностью и помогать мужу.

Занятие было найдено, и первая зима быстро промелькнула незаметно для Перегудовых. Ранним летом к ним приехали погостить родственники, скучать было некогда. Раиса Владимировна сживалась с провинциальною тишью. Годы шли, и однообразие жизни опять начало ее томить, занятия на заводе ей опротивели. Она снова проводила целые дни, ничего не делая, тоскливо ожидая какой-либо перемены в этом размеренном, медленно ползущем жизненном прозябании. С первым дуновением весны, с первыми ласковыми лучами солнышка, Перегудова вся оживала, мысли летели куда-то далеко-далеко. Она, точно случайно перезимовавшая на холодном севере пичужка рвалась туда, на юг, к солнцу, к теплому морю. Ее не манила столица, с ее шумом, с родными, все это осталось где-то позади, молодая женщина душою стремилась к не виданному ею краю - к югу. Проходила весна, наступало лето, Раиса Владимировна забывала о своем стремлении, о своем желании и снова погружалась в хлопотливую деятельность провинциальной хозяйки. Двенадцать лет она была уже замужем, но семья не увеличилась - детей не было.

Это обстоятельство еще более заставляло грустить Перегудову и по-прежнему стремиться мыслями умчаться куда-нибудь из этой провинциальной тины.

Сам Перегудов, может быть, и замечал нервное состояние жены, но не подавал вида, что это ему известно; он жил своею собственною жизнью, интересами своего завода и наблюдениями над природою, которую очень любил.

¹Ширина Волги в то время была около 400 м. В 1950-х годах, в бытность главой города Е.В. Кузнецовой, перед запуском Горьковского водохранилища была сделана подсыпка плесской набережной. При запуске Горьковского водохранилища Волга была поднята на 8 м и расширилась до 600 м. Под воду ушла 100-метровая береговая полоса, на которой плесяне держали огороды, выращивали замечательную капусту.

²Пароходная фирма "Самолет" была основана в феврале 1853 года отставным капитаном Российского флота Владимиром Александровичем фон Глазенап. "Самолётские" пароходы строились главным образом на бельгийском заводе "Коккериль". В 1880-х годах для работы в верхнем плёсе, между Рыбинском и Нижним Новгородом, общество приняло за основу мелкосидящие пароходы типа "Князь Михаил Тверской" и "Князь Юрий Суздальский". Скорость их хода достигала в среднем до 22 верст в час. Просторные и светлые пассажирские помещения, с электрическим освещением и водопроводом в каждой каюте, отапливались паром и были прекрасно вентилированы. Огромные, комфортабельно обставленные столовые-салоны, с пианино, изящными зеркалами и мебелью, освещались целым рядом электрических лампочек. Наконец, особое внимание было обращено на противопожарные мероприятия, и пароходы были хорошо защищены от возможности пожара и от случайного возгорания нефти.

³Чайки

⁴В 1778 году по указу Екатерины Великой Плес был объявлен уездным городом Костромского наместничества, но уже в 1797 году Плесский уезд был расформироан, а Плес стал посадом, входящим в Нерехтский уезд. В 1798 году Плесу было возвращен статус города, но уже заштатного, безуездного.

⁵Автору, как и всем в то время, было известно только то летописное упоминание Плеса, которое относится к 1410 году: "Великий князь Василий Дмитриевич повеле рубити град Плесо". Хотя и тогда знали, что Плес был разрушен в 1238 г. нашествием Батые. Но "Сказание о разорении Рязани Батыем", где об этом писалось, летописью не являлось, и по сложившейся традиции датировать населенные пункты первым летописным упоминание 1410 г. считали датой основания города. Лишь недавно обратили внимание на упоминание Плеса в "Новгородской летописи", датированное 1141 г. Плес упомянут как место, где был пойман новгородский посадник Якун, бежавший от гнева новгородцев к владимиро-суздальскому князю Юрию Долгорукому.

⁶В 1871 году было решено провести железную дорогу от г. Иваново-Вознесенска (совр. г. Иваново) до Плеса, но в последний момент более восточное направление было признано более перспективным, и дорога пошла на Кинешму. По некоторым данным, большую роль в этом сыграли деньги фабриканта Коновалова. Очень скоро весь грузопоток (зерно, текстильные станки и пр.) сместился из Плеса в Кинешму. Плес утратил былое значение перевалочного пункта, упала зерноторговля, часть плесских купцов уехала в Кинешму, где образовалась улица Плесские дворы. Плесские купцы Шемякины стали основателями механического мукомольного производства в Кинешме.

⁷Автор преувеличивает. Город не умирал, здесь работали две бумаготкацкие фабрики, два химических завода и другие более мелкие производства. Промышленность была утрачена лишь после революции 1917 г.

⁸Немецкий дог

⁹Виктор Семенович Перегудов написан, очевидно, с Михаила Федоровича Петрова, являвшегося, по предположению уроженца Плёса краеведа Л.П. Смирнова (брата писателя Н.П. Смирнова), родственником Г.Т. Северцева-Полилова. Писатель бывал у Петрова в гостях и с его слов узнал историю побега Аннушки Грошевой. М.Ф. Петров, плесский купец 2-й гильдии, в 1890-х годах купил корпуса льноткацкой фабрики Частухина (они не сохранились, ныне это место застроено корпусами санатория "Актер-Плес") и устроил в них белильно-отделочное производство с годовым капиталом 22000 руб. Оно прекратило свое существование в 1910 году.

Петрова можно видеть на фотографии 1890 года, запечатлевшей Левитана в лодке у противоположного берега Волги в районе Сунгурова (по определению Л.П. Смирнова). Он стоит на песке, опираясь на мыс лодки.

¹⁰Здесь Северцев-Полилов "путает следы". Он отсылает читателя к химическому заводу, имея, очевидно, ввиду Любимовский химический завод. Его основал в 1844 г. плесский купец 3-й гильдии Иван Иванович Кокушкин. "Памятная книжка Костромской губернии на 1862 год" сообщает, что на Нескучном и Любимовском заводах производятся "следующие продукты: серная, уксусная и азотная кислоты, сатурнов порошок, древесный деготь и купорос, которых в год добывается на сумму до 30000 руб., рабочих людей на обоих заводах до 37 человек". При Любимовском заводе располагалась усадьба Любимовка, где жила семья владельцаю Здесь же была высажена кедровая роща, которая сейчас угасает.

¹¹Дом М.Ф. Петрова - современная контора санатория "Актер-Плес". Его участок граничил с участком дома Частухина-Философова, где в 1890 г. останавливался И.И. Левитан, С.П. Кувшинникова и С. Морозов.

ГЛАВА 2

Copyright © http://www.plyos.org All rights reserved admin@plyos.org